FRINK Linked Data Fragments server

Matches in SemOpenAlex for { <https://semopenalex.org/work/W2172425304> ?p ?o ?g. }

• W2172425304 endingPage "79" @default.
• W2172425304 startingPage "59" @default.
• W2172425304 abstract "59 Ab Imperio, 2/2006 Роджерс БРУБЕЙКЕР ИМЕНЕМ НАЦИИ: РАЗМЫШЛЕНИЯ О НАЦИОНАЛИЗМЕ И ПАТРИОТИЗМЕ* В настоящей статье национальность рассматривается не как факт объективной принадлежности человека к тому или иному этносу и культуре, а как заявление, преследующее поли- тические цели. Ставится вопрос о том, каким образом “нация” функционирует на практике как особый термин языка политики, как политическое заявление. Что означает говорить “от име- ни нации”? Как мы должны расценивать подобную практику? Оспаривая широко распространенное представление о том, что понятие нации устарело и вряд ли применимо в современном мире, автор статьи приводит убедительные доводы в защиту тех форм национализма и патриотизма, которые в контексте современной Америки открыты для людей, принадлежащих к разным этносам и культурам. Доказывается, что национализм и патриотизм в таком открытом для всех прочтении могут * Перевод статьи: Rogers Brubaker. In the Name of the Nation: Reflections on Nationalism and Patriotism // Citizenship Studies. 2004. Vol. 8. No. 2. Pp. 115-127.© 2004 Taylor & Francis Ltd. Редакция AI благодарит Роджерса Брубейкера за принципиальный вклад в разрешение юридических проблем, возникших в связи с получением права на публикацию русского перевода этой статьи. Перевод М. Лоскутовой. 60 Р. Брубейкер, Именем нации... помочь развитию более жизнеспособных форм гражданства, оказать поддержку различным социальным программам, на- правленным на частичное перераспределение благосостояния в обществе, способствовать интеграции иммигрантов и даже сдерживать агрессивные односторонние действия правитель- ства США во внешней политике.1 Сто двадцать лет тому назад выдающийся французский ученый и писатель Эрнст Ренан выступил в Сорбонне с лекцией на тему “что есть нация?”. Эта лекция состоялась двенадцать лет спустя после франко-прусской войны, которая закончилась для Франции потерей Эльзаса-Лотарингии – области, на которую немецкие националисты претендовали в силу того, что ее население в основном говорило по- немецки. В ответ на их притязания Ренан привел весомые аргументы, критикуя то, что он называл “этнографическим” определением нацио- нальной принадлежности: попытку установить национальные границы на основе таких – объективных, как принято считать, – характеристик, как раса, язык или культура. Ренан утверждал, что национальность, в сущности, – это субъективный феномен, основанный на “желании жить вместе”. Знаменитая метафора Ренана определяет нацию как “ежедневный плебисцит”.2 Определение национальности Ренана сохраняет убедительность и сегодня. И все же мне хотелось бы привлечь внимание не к блестящему ответу Ренана на им же заданный вопрос, но к самому вопросу, над которым с тех пор размышляло великое множество людей. Формули- ровка вопроса “что есть нация?” не вполне корректна, поскольку под- талкивает нас к тому, чтобы определять национальность в категориях объективной реальности, рассматривать нации как особые существа. Она отражает представление о нации как о некоей материальной сущ- ности, хотя, возможно, трудно определяемой. Я хочу поставить вопрос несколько иначе: как работает понятие “нация”? Такая формулировка заставляет нас отказаться от расхожего 1 Более ранний вариант этой статьи был подготовлен для конференции “Многоли- кий патриотизм” (The Many Faces of Patriotism), которая проходила 11-12 сентября 2003 г. в Детройте (США). Я хотел бы поблагодарить Роба Янсена (Rob Jansen), Кристи Сурак (Kristy Surak), а также редакторов и рецензентов журнала Citizenship Studies за ценные замечания. 2 E. Renan. “What Is a Nation?” [1882] // G. Eley, R. G. Suny (Eds.). Becoming National: A Reader. New York, 1996. 61 Ab Imperio, 2/2006 понимания нации как сообщества людей, коллектива, особого организ- ма. Вместо этого она задает взгляд на нацию как на концептуальную категорию, понятие, а на национализм – как на особый язык политики, способ употребления данной категории. Я исхожу из того, что принадлежность к нации – это не этнодемо- графический или этнокультурный факт, а политическое заявление, которое требует от людей верности, внимания, взаимной солидар- ности. Если мы будем рассматривать принадлежность к нации не как реальность, но как заявление, то мы увидим, что “нация” не является чисто аналитической категорией. Ее используют не для того, чтобы описывать мир, существующий независимо от языка описания. На- против, к этому понятию прибегают для того, чтобы изменить мир, изменить восприятие людьми самих себя, мобилизовать их, воззвав к их преданности, пробудить их энергию, сформулировать требования. Это хорошо понимал Макс Вебер, принадлежавший к следующему за Ренаном поколению, когда определял “нацию” как Wertbegriff, т.е. понятие, относящееся к разряду ценностных категорий.3 Выражаясь более современным языком, можно сказать, что нация – это в первую очередь категория практики, а не категория анализа. Вместо того, чтобы пользоваться нацией как инструментом анализа, я хочу превратить само это понятие в объект изучения. Я не задаюсь вопросом, что такое нация, а спрашиваю, каким образом работает это понятие как категория практики, как выражение, бытующее в языке политики, как политическое требование. Что означает говорить “от имени нации”? Как надлежит оценивать такую практику? Можно ли ее оправдать и следует ли поощрять? Или же употребление этого слова – нация – в лучшем случае является анахронизмом, а в худшем – просто опасно? Я не стану пытаться дать обобщенный ответ на эти нормативные вопросы, поскольку считаю, что на них нельзя убедительно ответить в общем: понятие нации используется для решения слишком многих проблем в самых разных контекстах. Во второй части настоящей статьи, где предлагаются ответы на эти нормативные вопросы, я огра- ничиваюсь контекстом современных Соединенных Штатов. Однако начну я с анализа того, каким образом работают притязания на статус 3 M.Weber. Wirtschaft und Gesellschaft [1922]. Köln, 1964. S. 675, 677; M. Weber. Economy and Society: An Outline of Interpretive Sociology. [1922]. Berkeley, CA, 1978. Pp. 922, 925. 62 Р. Брубейкер, Именем нации... нации в различных обстоятельствах. В некоторых условиях сообще- ство, которое националисты представляют как “нацию”, не совпадает с территорией или со всеми гражданами того или иного государства. В этих случаях притязания на статус нации вступают в противоречие с существующим территориальным и политическим устройством. Заявления о принадлежности к особой нации выражают требование изменить политическую карту или по крайней мере предполагают возможность таких изменений. Речь не всегда идет о предоставлении государственной независимости, но, как правило, такие требования включают в себя по крайней мере создание автономии, т.е. такого по- литического образования, которое может представлять потенциальную нацию и служить ее интересам. Сказанное справедливо для первой волны националистических движений в Центральной и Восточной Европе XIX века. В качестве современных примеров можно назвать палестинское, фламандское, ачехское, тамильское и многие другие националистические движения. Подобные притязания на статус нации (nationhood) обращены в пер- вую очередь к людям, потенциально к ней принадлежащим. Цель этих заявлений – изменить представление людей о самих себе, их идентич- ность. Такие заявления могут быть обращены к тем, кто раньше вос- принимал себя не в национальных, а, например, в конфессиональных категориях, или же отождествлял себя с локальной общностью, или видел себя прежде всего подданным императора; этих людей призыва- ют определять себя в национальных категориях. В другом случае они могут быть направлены на то, чтобы люди стали воспринимать себя принадлежащими к другой нации. Скажем, убедить их в том, что они не испанцы, а баски или каталонцы, не турки, а курды, не канадцы, а квебекцы. Притязания на статус нации обращены не только к потенциальным членам нации, но также и к тем, кто занимает положение, дающее право подтвердить справедливость данных заявлений. Власть под- тверждать или не признавать национальные притязания принадлежит прежде всего государствам, хотя значение могут иметь и другие влиятельные политические игроки. Под подтверждением притязаний на статус нации я имею в виду получение потенциальной нацией определенного официального признания или же создание каких-то официальных институтов для ее существования, вплоть до самого ценного официального признания – обретения статуса независимого государства. 63 Ab Imperio, 2/2006 Таким образом, исходная функция, выполняемая категорией “на- ция” в контексте национальных движений, направлена на то, чтобы создать политическое устройство для потенциальной нации. В других условиях эта категория используется совсем иначе: она применяется не для того, чтобы бросить вызов существующему территориально- му и политическому порядку, а для формирования в том или ином государстве чувства национального единства. Эту функцию часто называют национальным строительством (nation-building), о котором в последнее время так много говорится. Именно национальное строи- тельство имел в виду итальянский государственный деятель Массимо д’Адзельо, автор известного высказывания: “Мы сотворили Италию, теперь мы должны создать итальянцев”. Такого рода работой были заняты и продолжают заниматься до сих пор (кто с большим, кто с меньшим успехом, но все же так и не добившись особых результа- тов) руководители постколониальных государств. Эти государства завоевали независимость, но их население так и осталось разобщен- ным, поделенным по конфессиональным, этническим, языковым и региональным критериям. В принципе, именно для решения задачи национальной консолидации понятие нации может быть задейство- вано сегодня в Ираке: с его помощью можно апеллировать к чувству лояльности новой власти и развивать взаимную солидарность граждан Ирака, преодолевая различия между шиитами и суннитами, курдами и арабами, севером и югом страны.4 В подобных условиях категория “нация” может использоваться и иным способом: не столько для апелляции к “национальной” идентич- ности, превосходящей этнические, языковые, религиозные и регио- нальные различия, сколько для утверждения “владельческих прав” на то или иное государство “основной” этнокультурной “нации”, не тождественной всем гражданам этого государства. Если это удастся, государство определяется (или получает новое определение) как поли- тическое устройство, образованное и принадлежащее “основной нации” и существующее для нее.5 Так применяют понятие нации, например, 4 С учетом значительности этих различий, которые объединенная оппозиция оккупа- ционным властям способна преодолеть только отчасти и лишь на некоторое время, возможно проще окажется мобилизовать “нацию” на службу националистическому движению, которое выдвигает задачу создания независимой государственности не от имени иракской, но от имени курдской нации. См.: A. Wimmer. Democracy and Ethno-Religious Conflict in Iraq // Survival. 2003. No. 45 (5). Pp. 111-134. 5 R. Brubaker. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge, 1996. Pp. 83 и сл. 64 Р. Брубейкер, Именем нации... хиндустанские националисты, которые стремятся переопределить Индию как государство, основанное хиндустани и существующее для этой этноконфессиональной “нации”.6 Нет нужды добавлять, что такое использование понятия нации исключает из ее состава мусульман, точно так же как в других обстоятельствах аналогичные заявления о “владельческих правах” на государство от имени “основной” нации, определяемой на основании этнической и культурной принадлежно- сти, исключают другие этнические, конфессиональные, языковые или расовые группы. В Соединенных Штатах и других относительно устоявшихся, давно существующих национальных государствах “нация” тоже может функ- ционировать как механизм исключения – как, например, в различных движениях в защиту прав “уроженцев Америки” или в риторике совре- менных ультраправых организаций в Европе (“la France oux Français”, “Deutschland den Deutshchen”). И все же это понятие может функцио- нировать и совершенно иным способом – как механизм, позволяющий включить людей в новую для них общность.7 Помимо этого, оно может использоваться для мобилизации взаимной солидарности членов одной “нации”, которая определяется достаточно широко, включая в свой состав всех граждан данного государства, а возможно также и лиц, не являющихся гражданами, но достаточно давно проживающих на его территории. В этом смысле обращение к понятию нации является 6 P. Van der Veer. Religious Nationalism: Hindus and Muslims in India. Berkeley, CA, 1994. 7 Некоторые наблюдатели утверждают, что не существует никакой американской “нации” – никакого населения американской “национальности”, определяемой принадлежностью к общей культуре. Существует американское государство, американские граждане, но не американская нация. С этой точки зрения Соеди- ненные Штаты отличаются от европейских национальных государств – строго говоря, США вовсе не национальное, а многонациональное или ненациональное государство. Другие исследователи утверждают, что Америка – национальное государство со своей отличной от других национальностью, понимаемой в кате- гориях культуры. См.: D.A. Hollinger. PostethnicAmerica: Beyond Multiculturalism. New York, 1995; M. Lind. The Next American Nation: The New Nationalism and the Fourth American Revolution. New York, 1995. Если мы согласимся с тем, что национальность – это не этнодемографическая или этнокультурная данность, а политическое заявление, то вопросы о том, какой из этих взглядов правиль- ный, существует или нет на самом деле американская национальность, теряют смысл. Лучше спросить, каким образом требования признания американской национальности – или отрицание справедливости этих требований – работают в политических дискуссиях. 65 Ab Imperio, 2/2006 попыткой преодоления или по крайней мере сглаживания внутренних различий; попыткой добиться того, чтобы люди видели себя как пред- ставители этой нации, определяли самих себя и свои интересы через нее, а не через принадлежность к какой-то другой общности. Апелли- рование к нации может оказаться крайне эффективным риторическим приемом, хотя и не во всех обстоятельствах. Американские специалисты в области социальных и гуманитар- ных наук в целом рассматривают обращение к чувству национальной принадлежности скептически и даже враждебно. Часто они считают это чувство устаревшим и наивным, проявлением ограниченности, противостоящей прогрессу, видят в нем опасную тенденцию. Многие представители этих наук с подозрением относятся к самому понятию нации. Мало кто из американских ученых любит размахивать флагом своей страны, многие из нас с подозрением относятся к таким ура-па- триотам. Часто для этого есть все основания, поскольку ура-патриотизм давно ассоциируется с нетерпимостью, ксенофобией и милитаризмом, с непомерно раздутой национальной гордостью и агрессивной внеш- ней политикой. Самые страшные преступления и множество меньших грехов совершались и продолжают совершаться во имя нации – и не просто во имя “этнических” наций, но и во имя наций, которые при- нято считать “гражданскими”.8 Однако все сказанное не может до конца объяснить преобладающее отрицательное отношение к нации. Страшные преступления и множество меньших грехов совершались и продолжают совершаться также и во имя разных других “воображаемых сообществ” – во имя государства, расы, этнической группы, класса, партии или религии. Помимо ощущения, что национализм представ- ляет опасность, что он тесно связан с некоторыми из величайших зол нашего времени, ощущения, что национализм является “самым страш- ным политическим позором XX века” (определение Джона Данна9 ), обращение к понятию нации вызывает также сомнения более общего характера. Они связаны с тем, что – как принято считать – мы вступили в постнациональную эпоху. Отсюда возникает ощущение, что как бы хорошо ни была приспособлена категория “нации” к экономическим, политическим и культурным реалиям XIX века, она все меньше соот- ветствует реалиям сегодняшнего дня. Поэтому нация по самой своей сути является анахронизмом, а апеллирование к нации, даже если оно 8 M. Mann. The Dark Side of Democracy: Explaining Ethnic Cleansing. Cambridge, 2004. 9 J. Dunn. Western Political Theory in the Face of the Future. Cambridge, 1979. P. 55. 66 Р. Брубейкер, Именем нации... не опасно само по себе, не соответствует основным принципам, которые определяют жизнь современного общества.10 Такая “постнациональная” позиция сочетает заявления, основанные на эмпирических наблюдениях, методологическую критику и доводы нормативного характера. Я по очереди остановлюсь на каждом из этих пунктов. Утверждения, основанные на эмпирических фактах, подчер- кивают сокращение потенциала и падение значимости национального государства. Считается, что под воздействием беспрецедентной цирку- ляции людей, товаров, информации, образов, идей и культурных цен- ностей национальное государство все более и более утрачивает способ- ность “держать в клетке”11 социальную, экономическую, культурную и политическую жизнь, определять ее и управлять ею. Национальное государство будто бы потеряло способность контролировать свои границы, регулировать свою экономику, формировать свою культуру, решать множество проблем на своих границах и привлекать к себе сердца и умы граждан. Я считаю, что это утверждение носит чрезмерно преувеличенный характер, и не только потому, что события 11 сентября пробудили к жизни воинствующие государственнические настроения.12 Даже Евро- пейский Союз, занимающий центральное положение в значительной части работ о “постнационализме”, не является последовательным, безоговорочным движением по пути “преодоления национального государства”. Как показывает Милуорд,13 первые осторожные шаги в сторону наднациональной власти в Европе предпринимались с целью восстановить и укрепить власть национального государства – и дей- ствительно этому способствовали. Масштабное же переустройство политического пространства по национальному признаку в Централь10 Из обширной литературы по этому вопросу см.: M. Kearney. Borders and Boundaries of State and Self at the End of Empire // Journal of Historical Sociology. 1991. No. 4(1). Pp. 52-74;Y. N. Soysal. Limits of Citizenship: Migrants and Postnational Membership in Europe. Chicago, Il, 1994; J. Habermas. The European Nation-State – Its Achievements and Its Limits: On the Past and Future of Sovereignty and Citizenship // G. Balakrishnan (Ed.). Mapping the Nation. London, 1996; A. Appardurai. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis, MN, 1996. 11 M. Mann. The Sources of Social Power: The Rise of Classes and National-States, 1760-1914. Cambridge,1993. P. 61. 12 Критику этой позиции, подчеркивающей упадок национального государства, см: M. Mann. Has Globalization Ended the Rise of the Nation-State? // Review of International Political Economy. 1997. No. 4(3). Pp. 472-496. 13 A. S. Milward. The European Rescue of the Nation-State. Berkeley, CA, 1992. 67 Ab Imperio, 2/2006 ной и Восточной Европе на исходе холодной войны показывает, что вместо продвижения по пути преодоления национального государства многие области Европы сделали шаг назад, в сторону национального государства.14 “Короткий XX век” закончился во многом так же, как и начинался: Центральная и Восточная Европа вступили не в постнаци- ональную, а в постмногонациональную эпоху благодаря масштабной национализации ранее многонационального политического про- странства. Конечно, статус нации остается универсальным средством легитимации государства. Можно ли говорить о “беспрецедентной пористости” границ, как это было сформулировано в одной недавно опубликованной книге?15 В некоторых отношениях, возможно, да, но в других, особенно в том, что касается перемещения людей, это не так: социальные технологии пограничного контроля продолжают развиваться. Нельзя говорить о том, что государство в целом утрачивает контроль за своими гра- ницами. На самом деле в минувшем столетии возобладала противо- положная тенденция: со стороны государств стали применяться все более сложные технологии установления личности, полицейского надзора и контроля, начиная с паспортов и виз и кончая появлением сводных баз данных и кодированием биометрических характеристик. Во всем мире беднейшие слои населения, стремящиеся улучшить свое положение с помощью международной миграции, сталкиваются с гораздо более развитыми и жесткими мерами государственного регулирования – по сравнению с теми, что существовали сто лет назад.16 Действительно ли миграция сегодня достигла совершенно беспрецедентных масштабов по количеству людей и скорости их перемещения, как это часто утверждается? На самом деле это совер- шенно не так: сравнив показатели на душу населения, мы увидим, что сто лет назад приток иммигрантов в Соединенные Штаты был значительно больше, чем в последние десятилетия, а миграционные потоки во всем мире сегодня “в целом несколько менее интенсивны”, чем в конце XIX – начале XX века.17 Поддерживают ли сегодняшние мигранты связи с теми странами, откуда они прибыли? Конечно же, 14 Дальнейшее развитие этого тезиса см.: Brubaker. Nationalism Reframed. Pp. 1-3. 15 G. Sheffer. Diaspora Politics: At Home Abroad. Cambridge, 2003. P. 22. 16 P. Hirst, G. Thompson. Globalization in Question. 2nd edition. Cambridge, 1999. Pp. 30-31, 267. 17 D. Held, A. McGrew, D. Goldblatt, J. Perraton. Global Transformations: Politics, Economics, and Culture. Stanford, CA, 1999. P. 326. 68 Р. Брубейкер, Именем нации... да. Однако они умудрялись это делать и сто лет назад, без электрон- ной почты и дешевой телефонной связи. Вопреки мнению теоретиков постнационализма, отнюдь не очевидно, что те способы, при помощи которых мигранты поддерживают связи со своей родиной, знаменуют преодоление границ национального государства.18 Действительно ли глобализация, вызванная современным развитием капитализма, уменьшает возможности государства регулировать экономику? Не- сомненно, да. И все же в других областях, даже тех, которые ранее считались сферой частной жизни, вмешательство и контроль госу- дарства скорее усиливаются, нежели ослабевают.19 Концептуальная критика “постнационалистов” заключается в обвинении общественных наук в застарелом “методологическом на- ционализме”,20 под которым понимается тенденция рассматривать “национальное государство” как эквивалент “общества” и уделять внимание преимущественно структурам и процессам, ограниченным его рамками. При этом из поля зрения выпадают глобальные или иные ненациональные процессы и структуры, для которых не существует го- сударственных границ. Конечно же, эти упреки, даже преувеличенные, игнорирующие исследования отдельных историков и специалистов в области социальных наук, посвященные транcграничным контактам и обменам, во многом справедливы. Но что следует из этой критики? Прекрасно, если она стимулирует изучение социальных процессов, протекающих на самых разных уровнях, помимо уровня национального государства. Но если методологическая критика сочетается, как это часто бывает, с эмпирически конструируемым утверждением о том, что значимость национального государства падает, и если тем самым 18 См., например: Hollinger. Postethnic America. Pp. 151 и след.; R. Waldinger, D. Fitzgerald. Transnationalism in Question. 2003 (на правах рукописи); R. Koopmans, P. Statham. Challenging the Liberal Nation-State? Postnationalism, Multiculturalism, and the Collective Claims Making of Migrants and Ethnic Minorities in Britain and Germany // American Journal of Sociology. 1999. No. 105 (3). Pp. 652-692. 19 Mann. Has Globalization Ended the Rise of the Nation-State? Pp. 491-492. 20 Centre for the Study of Global Governance, London School of Economics and Political Science. Draft report on “Workshop on Methodological Nationalism”, 26-27 June 2002 (Центр по изучению глобального управления, Лондонская школа экономики и политологии. Предварительный отчет о “Семинаре по методологическому на- ционализму”, 26-27 июня 2002. – Текст доступен на сайте: www.lse.ac.uk/Depts/ global/Yearbook/methnatreport.htm);A. Wimmer, N. G. Glick-Schiller. Methodological Nationalism and the Study of Migration // Archives europйennes de sociologie. 2002. No. 53 (2). Pp. 217-240. 69 Ab Imperio, 2/2006 наше внимание отвлекается от процессов и структур, происходящих на уровне национального государства, то мы рискуем, погнавшись за модной в науке тенденцией, пренебречь тем, что по-прежнему остается – как бы мы к этому ни относились – основным уровнем организации общества и местом сосредоточения власти. Нормативная критика национального государства ведется с двух сторон. Критика сверху – это космополитический аргумент, состоящий в том, что не национальное государство, а все человечество в целом должно определять горизонты наших нравственных побуждений и политической активности.21 Критика снизу формируется в рамках исследований мультикультурализма и “политики идентичности”. Она утверждает идентичность отдельных групп, ставя ее выше принад- лежности к более широким человеческим общностям, охватывающим значительно большее число людей и явлений. Можно провести раз- личие между более и менее радикальными вариантами космополити- ческого аргумента. Более радикальная позиция состоит в том, что нет никаких разумных оснований отдавать предпочтение национальному государству как основному центру, объединяющему вокруг себя лю- дей, сфере взаимной ответственности и тому пространству, с которым связана категория гражданства.22 Национальное государство с точки зрения морали представляет собой совершенно случайное сообщество людей, поскольку принадлежность к нему определяется тем, в каком месте и в какой семье человеку выпало родиться, т.е. случайными факторами, не связанными с нравственными требованиями. Менее радикальная разновидность аргументов сторонников космополитизма состоит в том, что наша моральная ответственность и преданность нашим политическим идеалам не должны замыкаться в границах национального государства. С последним суждением трудно не со21 M. C. Nussbaum. Patriotism and Cosmopolitanism // J. Cohen (Ed.). For Love of Country: Debating the Limits of Patriotism. Boston, MA, 1996. 22 Марта Нуссбаум (Martha Nussbaum) называет национальность “морально несуще- ственной характеристикой”, а национальные границы – “морально произвольными”. См.: M. C. Nussbaum. Patriotism and Cosmopolitanism // Cohen (Ed.). For Love of Country. Pp. 5, 14. Тем не менее неясно, можно ли ее рассуждения отнести к более радикальному варианту космополитического аргумента (см. мое определение в статье), поскольку она считает вполне оправданным особое внимание, уделяемое системой образования США американским традициям, – даже при том, что она согласна с тем, что образование должно стать более космополитическим. См.: M. C. Nussbaum. Cultivating Humanity:AClassical Defence of Reform in Liberal Education. Cambridge, MA, 1997. P. 68. 70 Р. Брубейкер, Именем нации... гласиться. Независимо от того, насколько открыта для новых людей та или иная нация (к этому вопросу я еще вернусь ниже), она всегда является, как заметил Бенедикт Андерсон,23 ограниченным “вообража- емым сообществом”. Нация по своей природе замкнута в себе, в своих проблемах, она обладает своими особенностями – и это невозможно изменить. Даже самые непримиримые критики универсализма, без- условно, согласятся с тем, что люди, живущие по ту сторону границы национального государства, имеют некоторое право – просто в силу своей принадлежности к человеческому роду – на наше моральное участие, на нашу политическую активность, а возможно, даже и на наши экономические ресурсы.24 Другая разновидность нормативной критики национального госу- дарства –доводы сторонников мультикультурализма – может принимать различные формы. Одни критикуют национальное государство за его тенденцию к приведению всех и вся к общему знаменателю, что неиз- бежно влечет за собой подавление культурных различий. Другие ут- верждают, что даже те государства, которые считаются национальными (в том числе и США), на самом деле вовсе не являются таковыми, а представляют собой многонациональные образования, чьим гражда- нам, возможно, свойственна общая лояльность по отношению к этому государству – но никак не общая национальная идентичность.25 Однако главный вызов национальному государству со стороны сторонников мультикультурализма и политики идентичности состоит не столько в конкретных аргументах, сколько в их общей склонности поощрять и восхвалять разные групповые идентичности, преданность той или иной группе – в ущерб отождествлению себя с государством и пре- данности ему. Отвечая как критикам-космополитам, так и критикам-мульти- культуралистам, я хотел бы коротко изложить доводы в защиту национализма и патриотизма в современном американском кон23 B. Anderson. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. Revised edition. London, 1991. 24 См., например: M. Walzer. Spheres of Justice. New York, 1983. Защищая “право на закрытость для посторонних, без которого не было бы никаких сообществ вообще”, Вальцер в то же самое время очерчивает границы этого права и устанавливает, какие требования “нуждающихся аутсайдеров” могут считаться законными. Ibid. Pp. 64, 98. 25 W. Kymlicka. Multicultural Citizenship:ALiberal Theory of Minority..." @default.
• W2172425304 created "2016-06-24" @default.
• W2172425304 creator A5067502588 @default.
• W2172425304 creator A5090880745 @default.
• W2172425304 date "2006-01-01" @default.
• W2172425304 modified "2023-09-24" @default.
• W2172425304 title "Именем нации: Размышления о национализме и патриотизме" @default.
• W2172425304 cites W1052654360 @default.
• W2172425304 cites W115837781 @default.
• W2172425304 cites W1483514344 @default.
• W2172425304 cites W1484647988 @default.
• W2172425304 cites W1487521716 @default.
• W2172425304 cites W1523943508 @default.
• W2172425304 cites W1524593825 @default.
• W2172425304 cites W1529700968 @default.
• W2172425304 cites W1555649551 @default.
• W2172425304 cites W1564482111 @default.
• W2172425304 cites W1581498763 @default.
• W2172425304 cites W1588524414 @default.
• W2172425304 cites W1970462004 @default.
• W2172425304 cites W1972267322 @default.
• W2172425304 cites W1973577063 @default.
• W2172425304 cites W1979991846 @default.
• W2172425304 cites W1984759356 @default.
• W2172425304 cites W1995453178 @default.
• W2172425304 cites W1999388699 @default.
• W2172425304 cites W2002853100 @default.
• W2172425304 cites W2003888798 @default.
• W2172425304 cites W2004038836 @default.
• W2172425304 cites W2005247187 @default.
• W2172425304 cites W2007588339 @default.
• W2172425304 cites W2019762154 @default.
• W2172425304 cites W2053998061 @default.
• W2172425304 cites W2065163478 @default.
• W2172425304 cites W2071035832 @default.
• W2172425304 cites W2073492147 @default.
• W2172425304 cites W2082627815 @default.
• W2172425304 cites W2087916897 @default.
• W2172425304 cites W2090966179 @default.
• W2172425304 cites W2121393013 @default.
• W2172425304 cites W2122895231 @default.
• W2172425304 cites W2164595673 @default.
• W2172425304 cites W2165468268 @default.
• W2172425304 cites W2169525420 @default.
• W2172425304 cites W2169806246 @default.
• W2172425304 cites W2259827717 @default.
• W2172425304 cites W2549278390 @default.
• W2172425304 cites W2798956362 @default.
• W2172425304 cites W336540956 @default.
• W2172425304 cites W561180833 @default.
• W2172425304 cites W575213377 @default.
• W2172425304 cites W587801858 @default.
• W2172425304 cites W630391365 @default.
• W2172425304 doi "https://doi.org/10.1353/imp.2006.0106" @default.
• W2172425304 hasPublicationYear "2006" @default.
• W2172425304 type Work @default.
• W2172425304 sameAs 2172425304 @default.
• W2172425304 citedByCount "1" @default.
• W2172425304 crossrefType "journal-article" @default.
• W2172425304 hasAuthorship W2172425304A5067502588 @default.
• W2172425304 hasAuthorship W2172425304A5090880745 @default.
• W2172425304 hasConcept C41008148 @default.
• W2172425304 hasConceptScore W2172425304C41008148 @default.
• W2172425304 hasIssue "2" @default.
• W2172425304 hasLocation W21724253041 @default.
• W2172425304 hasOpenAccess W2172425304 @default.
• W2172425304 hasPrimaryLocation W21724253041 @default.
• W2172425304 hasVolume "2006" @default.
• W2172425304 isParatext "false" @default.
• W2172425304 isRetracted "false" @default.
• W2172425304 magId "2172425304" @default.
• W2172425304 workType "article" @default.